реформ, маскируясь экономическими соображениями, они на деле требовали отсоединения исконных вековых азербайджанских земель, фактически территории другого государства и присоединения их к соседней Армении. Страсти накалялись со скоростью света, и пока карабахские армяне, подогреваемые сородичами из Армении и армянской диаспорой западных стран, требовали автономии и проводили референдум о выходе из состава Азербайджана, многочисленные армяне, живущие в Баку, едва живые от страха, стали опасаться за свое будущее. По существу, они оказались в самом тяжелом положении: с одной стороны, сородичи из соседнего государства предали, фактически «подставили» их, сделав их заложниками своих политических целей. А с другой, азербайджанцы, с которыми до сих пор не было никаких проблем, стали испытывать к ним глухую злобу и ненависть, готовые выместить на них всю боль и гнев за действия Армении и армян из Карабаха.

Наша этнически неоднородная семья оказалась в центре внимания. Родственники и знакомые приезжали к нам, чтобы поддержать моих родителей участием и добрым словом. Отец старался держаться, но это удавалось ему с трудом. Дедушка Христофор сгорбился и стал похожим на гномика.

- Хосров, возьми себя в руки, я что, умер, что ли, чтобы ты кого-то боялся? – подбадривал друга дедушка Ибрагим.

- Ибрагим-джан, ты не понимаешь, я не за себя боюсь, а за детей. Что с ними будет? Да и с нами неизвестно, что будет... Если дела пойдут так, то нам придѐтся уехать. Как же я буду жить в другом месте? Нет, меня из Баку вынесут ногами вперѐд, - горевал дедуля. – Сволочи эти дашнаки! Это они всѐ затеяли! Совсем совесть потеряли, и на кого только надеются?

Старики могли откровенно высказывать друг другу самое сокровенное, не боясь быть неверно понятыми. Поэтому дедушка Ибрагим, не таясь, высказывал своѐ истинное отношение к событиям:

- Как на кого, Хосров, неужели ты не понимаешь? Ведь ни один народ на Кавказе не имеет такой дурной репутации, как армяне. И ты спрашиваешь, на кого они надеялись, затевая эту авантюру? Да никогда бы армяне не осмелились на подобную дерзость, если бы русские не потворствовали им! Рыба гниѐт с головы! Если бы Москва сразу и однозначно осудила беспочвенные притязания армян к Азербайджану, то мы продолжали бы спокойно жить, как и раньше. Однако Центр смотрит на их подлость сквозь пальцы, а это чревато кровавыми последствиями. Так кому же мы служили всю свою жизнь?!

- Это верно, Ибрагим-джан, но дело не только в Центре. Разве русские велели им поднимать мятеж? Нет, идею сепаратизма дашнаки вынашивали давно, ища под ногами подходящую почву и выжидая подходящий политический момент. Мне обидно - ведь кровавая трещина армяно-азербайджанских распрей прошлого уже успела зарубцеваться, - расплакался дедушка Христофор. - Всѐ было забыто, и мы вновь зажили, как братья. Так, зачем же этим гадѐнышам нужно было снова начинать эту глупую войну? Неужели им непонятно, что боль и обида не искореняются веками? Разве так трудно предположить, к каким масштабам приведѐт эта трагедия? Эх, Сталина бы сюда сейчас – волевой сильной рукой этот конфликт можно в два счета решить. Да видно Горбачѐву это не с руки…

А бабушка Грета всѐ время била себя по коленям и качала головой:

- Вай-вай-вай, что будет! Как нам быть дальше? А Рубенчик наш совсем не звонит к нам...

- Шан дыга,*¹ - проворчал дедушка Христофор. – Еşşək angırar, tayını tapar...*² Совсем забыл нас, ведѐт себя, как чужой, как будто не понимает, какая опасность грозит нам всем...

В те страшные дни Азер ежедневно приходил к моей школе, чтобы встречать меня. Подружки завидовали мне, ибо такого «солидного» ухажѐра ни у кого из них не было.

- Ты никуда не уедешь, Малыш, никуда! – твердил Азик, хотя я и не думала об отъезде.

- Почему я должна куда-то ехать? – удивлялась я, не до конца понимавшая трагичности происходящих событий.

По настоянию отца в те неспокойные дни мама уволилась с работы.

- Одно неосторожное слово в твой адрес, один косой взгляд могут навлечь большие неприятности на семью, - убеждал папа маму. – Я не могу быть спокоен, когда знаю, что вокруг тебя все только и говорят о вероломстве и предательстве армян, а ты сидишь с каменным лицом, как будто именно ты всѐ это затеяла и придумала.

В свою очередь мама убедила отца сделать фиктивный развод.

- На всякий случай, дорогой, для Аидочки. Мало ли, что может случиться...

- Ничего не случится, - убеждал отец скорее себя, чем еѐ, но, тем не менее, после долгих колебаний, согласился. Осторожность никогда не помешает.

Занятия в школе перестали носить характер важности, педагоги приходили на работу скорее для того, чтобы создать видимость проводимых занятий. Впервые в нашем интернациональном классе открыто и демонстративно ученики сидели группками: азербайджанцы в одной стороне, притихшие армяне в другой, «прочие» держались нейтрально. Меня не приняли ни в одной группе, и я примкнула к «прочим», среди которых были татары, русские, евреи, грузины и лезгины.

- Аиде нужно перейти в другую школу и поменять метрику, - убеждала отца моя мать. - Это нужно делать сейчас, потом будет поздно...

- Я не уйду из своей родной школы! – расплакалась я.

Но вскоре и школа моя изменилась настолько, что родными в ней остались лишь стены. Один за другим уезжали наши любимые учителя, спешно продающие свои квартиры. В разные концы нашей некогда необъятной страны устремились и многие мои одноклассники. К моему ужасу, уехала и наша славная и наидобрейшая классная руководительница, Амбарцумова Евгения Львовна. Армянка по национальности, она была истинной бакинкой – подлинной интернационалисткой и демократкой. События Нагорного Карабаха потрясли еѐ: она обегала всю школу, прося своих армянских коллег начать сбор подписей против осатаневшего армянского национализма, и, не встретив понимания, разочарованная, собралась уезжать. Накануне она с грустью попрощалась с нашим классом:

- Я прощаюсь с вами, мои любимые. Я уезжаю в Ставрополь, к сестре, потому что не могу больше честно смотреть в глаза народа, который называла братским. Мне стыдно за моих некоторых коллег, которые, не оправдав высокого звания учителя, занимаются подстрекательством. Единственной правдивой реакцией бакинских армян было бы сказать: «Нет!» националистам и сепаратистам, и тогда, может быть, дело было бы поправимо…

 

1. шан дыга (арм.) - ишачий сын

2. «Еşşək angırar, tayını tapar» (азерб. поговорка) – букв.: «на ослиный рѐв отзовѐтся его пара», в значении «Масть к масти подбирается»